Через какое-то время я смог расхуеть и отправиться дальше.
Тропа ползет среди могучих тополей и густого подлеска, с выпученными глазами иду и ловлю везде знаки Жизни
Замедленная съемка. Ты видишь, как Бородатый бережно трогает листья кустарника. Проходит пару шагов, останавливается, присаживается как ребенок на корточки и что-то рассматривает.
Камера плавно приближается: среди прелой листвы носятся маленькие черные муравьи. На край большой сухой ветки вползает жирная божья коровка, пошевелив усами важно взлетает и удаляется из кадра
Мне хочется смеяться. Да, я накуренный в хлам, но не поэтому.
**: – Ага, конечно не поэтому, укурок!
*: – Мир полон Жизни! Это же прекрасно! И я! Я тоже ЖИВОЙ!
Выхожу к реке, перехожу мост. Впереди несколько километров косы, слева – залив, где тренируются на байдарках.
Примерно пять часов вечера, река блестит золотом, вода у берегов покрыта сантиметровым слоем Солдатиков Жизни.
Жарко.
Хорошо.
Лето.
Ноги сами несут меня по бетонным плитам, изредка встречаю прогуливающиеся пары. Меня затапливает эйфорией, хочется обнимать всех незнакомцев.
На какое-то время останавливаюсь у самодельного лодочного причала, где сидят рыбаки. Мне хочется общения, но я стесняюсь, и даже под травой не решаюсь заговорить с ними.
Старший, возраста моего отца, и с такими же седыми пепельными усами, оборачивается пару раз, тревожно осматривает меня и возвращается к удочкам.
**: – Еще бы! Ты себя со стороны видел? Стоит лысый бородатый укурок, топчется на месте (да уймы ты уже ноги!) и улыбается как дебил.
Вода течет медленно, еле заметно. Воздух и вовсе стоит плотной стеной, ни одного движения ветра.
Понимаю, что “разговор не клеится”, отправляюсь дальше.
Я отошел метров на пятьдесят, когда внимание привлекла чайка. Маленькая, с черными кончиками крыльев и с желтым клювом.
Она неспешно, под стать этому летнему вечеру, летела над водой, чистая и белая.
Внезапно.
Эта мелкая сучка.
Камнем падает вниз.
Мгновенно.
На половину уходит под воду
И вылетает с небольшой рыбешкой в клюве.
Та судорожно трепыхается, но ей уже пиздец.
**: – вот тебе и Царство Жизни. Пизда рыбешке.
Чайка улетает, а я стою ошарашенный.
Начинаю понимать обратную сторону, видеть ее везде.
Упавшее дерево с уже желтеющими листьями – майские грозы бушевали всего пару недель назад.
Тонущий в воде пух.
Вспоминаю, как рыбаки насаживали при мне червей на крючок.
**: – Чайка, сука, гребаная машина Смерти… Да как же так… Смерть же повсюду… Она происходит вокруг меня ПРЯМО СЕЙЧАС, постоянно!
Ты видишь Бородатого. У него лицо человека, “который все понял”: вздернутые вверх от удивления брови, неморгающие глаза, прикушенная губа.
В следующую секунду обхватывает голову руками ближе к затылку, худые локти нелепо торчат вверх. Сейчас он похож на приговоренного к расстрелу, понимающего, что это последние мгновения, ожидающего залпа в спину.
**: – Как же так? Бля, как же?
8: – Подумай о чайке
**: – Да я, бля, ни о чем другом думать и не могу! Сукаааа, я живу в Царстве Смерти… Ссссукаа!!! Как это развидеть?!1!
8: – Первое: дыши! Второе: что случилось с рыбкой?
**: – Ты сам видел, пизда ей!
8: – А с чайкой?
**: – Нихуя. Упиздила себе спокойно дальше.
8: – значит?
**: – что значит?
8: – я это тебе и пытаюсь показать. Значит… ?
**: – Значит… Значит… Значит птица она улетела… Хули ты доебался?
8: – Значит… ?
**: – Значит… Значит она живая. А рыба… Стоп!
8: – Да, ты все понял. Дальше уже сам.
**: – Значит птица живая. Рыбе пиздец. Ее смерть – это жизнь чайки… И если бы она это не сделала, то смерть пришла бы ей, а рыба жила…
Ты видишь, как Бородатый нервно ходит туда-сюда вдоль берега.
Меееедленная летняя река, полная пуха, блестящая золотом заходящего солнца.
-Значит я живу в Мире Жизни и Смерти одновременно! Каждую секунду вокруг меня происходят миллиарды смертей. И зарождаются миллиарды новых жизней. Каждую! Долбанную! Секунду!
Он наконец останавливается. Замирает. Практически не дышит, просто смотрит на реку. На глазах слезы.
-Это долбанное чудо, что я до сих пор живой.
-Да. Да, Малыш, да.
Так я впервые прожил черно-белый круг.
На фоне играет что-то из Оливера Шанти
