Замечательное, волнительное время – новогодние праздники. Суета, ожидания, подготовка.
За окнами валит густой снег, зима выдалась настоящей, уже намело по колено и морозы под -10
Но я плохо помню тот новый год.
Единственное воспоминание – полдня ищу долбанную елку, т.к с утра мне выпилили мозг про отсутствие праздничного настроения.
Дотягиваюсь ощущениями до того периода, у меня фоново звучит только одно: как же меня это все заебало.
И обреченность
Ощущение, что это заебало не закончится никогда. Будет становиться только хуже и хуже.
Война.
Мы живем в чужом городе, оставив позади всю привычную жизнь.
На мне неподъемным грузом висят несколько семей – финансового и морально. Родители. Брат с его семьей. Моя семья. Партнер и его семья. Двоюродная сестра работает у меня же.
Бесконечный день сурка: я открываю глаза с вопросом “где взять денег?” и отключась с мыслью “ты должен справиться, ты сможешь, ты прорвешься”.
Поэтому сил на празднование нового года у меня нет. Их вообще нет уже несколько месяцев, но я упорно ползу дальше.
И когда на фоне этого с утра выносят мозг про праздничное настроение, желание послать все нахуй, хлопнуть дверью или выйти в окно злоебуче навязчиво.
Сильнее него только желание дунуть. Но травы нет.
Молча ухожу искать гребаную елку.
Возвращаюсь часам к четырем (а может быть и к шести) вечера. С елкой, купленной на последние деньги.
Вечером жарю картошку, потому что жена тоже давно за гранью, и обоим не хочется ни этого нового года, ни друг друга, вообще нихуя не хочется.
Розовые девочковые мечты про радужную жизнь, беззаботное материнство и счастливую семью разбились о реальность.
26 мая 2014 года в 18.00 у нас должна была быть свадьба.
В 16.00 город начали утюжить артиллерией и авиаударами.
Через три дня, 28 мая, мы тряслись в маленькой машине по грунтовым дорогам, окраинами выезжая в сторону мирной жизни.
На каждом блок-посту с нами не знали что делать: выпускать или нет, впускать или нет.
Думаю, нашим пропуском стал живот жены – заканчивался 8ой месяц беременности. И то, что машина была пустой – у нас с собой было только три небольшие сумки самого важного.
Грунтовая дорога посреди полей. Лежат бетонные блоки, за ними стоят люди в форме и с оружием.
Перед блок-постом стоит маленький женский автомобиль синего цвета. За рулем красивая женщина лет сорока пяти с яркими восточными чертами. Она испугана.
На заднем сиденье сидит молодая беременная девочка, на ней длинный черный сарафан с белым горохом.
Рядом сидит рыжий пес и внимательно следит за тем, как возле машины Бородатого обыскивают двое в форме.
Еще один боец внимательно осматривает салон машины, останавливается взглядом на выпирающем животе девчонки.
-Какой месяц?
-В-в-восьмой…
Отходит от машины, что-то говорит в рацию, слов не разобрать, только слышно в конце “прием”
Тягостная пауза, все, включая Бородатого и двух военных рядом, которые держат его на мушке, молча смотрят на бойца с рацией.
Приходит ответ. Опять не понятно ни слова
-прыыгчыничшшчшышшшчшшш
-Понял, прием…
Он поворачивается к блок-посту, машет рукой.
-Проезжайте!
Бородатый прыгает в машину. Женщина за рулем очень нервничает, завестись удается с третьей попытки.
Они медленно проезжают шлагбаум, который сразу же опускается, навсегда отрезая их от прежней жизни
До рождения дочери оставалось два месяца, до Нового года – семь. Мы были полны надежд и планов. Верили, что максимум к осени вернемся домой и все будет ок.
Через две недели я нашел нам квартиру
Через месяц – квартиру родителям и брату, поселив их вместе в огромной четырехкомнатной в километре от нас
Потом родилась дочь
Потом наступила осень и стало понятно, что мы здесь надолго
Потом я познакомился с Патлатым
Потом три сезона моих прогулок.
И вот на носу Новый год.
У меня закончилась трава.
Мне плохо.
Нет, плохо мне было еще недели назад.
Мне пиздец.
